Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

Они повернули к дому Судакова. Ханеле робко сказала: "Я могу посуду помыть, мама Лея, если вы мне разрешите".

— Конечно, моя хорошая, — Лея приостановилась и присев, обняла девочку: "Ты не обижайся на меня, милая, я ведь забочусь о тебе".

Ханеле прижалась к ней и погладила Моше по голове: "Мама Лея, а у вас еще детки будут?"

— На все воля Божья, — ответила женщина. Поднимаясь, Лея отступила на шаг — он стоял прямо перед ней, высокий, рыжеволосый. Лея увидела улыбку в его зеленоватых, прозрачных глазах. На камни улицы упали первые капли дождя.

Степан замер на пороге комнаты. Ее простое платье сбилось, над темным чулком виднелась полоска ослепительно белой кожи. Косы растрепались. Он, даже не думая, забыв о запрете, помог ей подняться.

— Вы не ушиблись? — спросил он тихо. Серые, большие глаза были совсем рядом. Она, прерывисто дыша, покраснев, шепнула: "Нет. Спасибо, господин Судаков".

Ее рука все еще лежала в его ладони. Он, не понимая, что делает, — привлек Еву к себе. Девушка ахнула. Прижавшись к нему, повернув голову, она едва слышно проговорила: "Нет, нет, это нельзя, это грех, господин Судаков…, Не надо…"

Он прикоснулся губами к теплой, пахнущей свежестью шее. За окном гремел гром, лил дождь. Ева, покачнувшись в его руках, выдохнула: "Еще! Еще, пожалуйста!"

Степан поднял ее на руки, и, усадив на стол — опустился на колени. Она задрала подол платья и, застонав, откинувшись назад, крикнула: "Как хорошо!"

— Будто шел по пустыне и, наконец, увидел родник, — подумал мужчина. "Господи, как сладко, я и забыл уже, что так бывает". Ева задрожала. Потянув платье наверх, путаясь в рубашке, она попросила: "Пожалуйста, я так хочу, так хочу!".

Степан вдруг вспомнил ясный, солнечный день, теплый ветер с моря, и ее крик — громкий, освобожденный. Он вспомнил обнаженное, отливающее жемчугом тело, и то, как она, тяжело дыша, опускала черноволосую голову на его плечо.

— Не могу больше, — он стал раздевать девушку. "Один раз, один только раз, и все. Больше ничего не будет, обещаю, — велел он себе. Увидев ее маленькую грудь, целуя ее, он услышал шепот: "Теперь я".

Она опустилась на колени, на каменный пол. Степан, притянув ее к себе, распуская косы, чувствуя под пальцами шелк ее волос, — глубоко, облегченно вздохнул. "Иди сюда, — наклонившись, шепнул он, — иди ко мне". Он уложил ее на кровать жены. Ева, шепча ему что-то на ухо, обвив его шею руками, — подчинилась.

Потом он усадил ее на себя, и, любуясь разгоряченным лицом, ласково пригнув ее к себе, провел губами по влажным щекам. "Это… — задыхаясь, — сказала Ева, — потому, что так хорошо"

— Сейчас будет еще лучше, — усмехнулся мужчина. "Лежи тихо".

Она стонала, вцепившись зубами в его плечо: "Правда. Почти как Теодор. Жаль, что больше я с этим Авраамом не встречусь".

— Теперь так, — велел Степан, переворачивая ее, ставя на четвереньки. Кровать скрипела, в комнате резко пахло мускусом, в окно били струи дождя. Он, прижав ее своим телом к постели, шепнул: "И еще кое-что, ты такого и не пробовала никогда".

— Пробовала, — улыбнулась про себя Ева, вставая на колени, чувствуя его умелую руку. Она опустила голову вниз и закричала: "Да! Да!"

— Как хорошо, — подумал Степан, — господи, хоть бы это длилось вечно. Простыни сбились, одеяло полетело на пол. Ева, выгнув спину, простонала: "Еще, еще хочу!"

— Она, — еще успел сказать себе Степан, — это она, Елизавета. Господи, спасибо тебе.

Лея накинула на голову шаль и смутилась: "Простите".

— Не еврей, — поняла она. Женщина дернула Ханеле за руку и велела: "Пошли, не надо на него смотреть".

— Здравствуйте, — прошелестел мужчина. Ханеле уставилась в его глаза. Она вспомнила вкрадчивый голос отца Пьетро.

— Это он, — вспомнила девочка. "Он, он! Надо бежать, он пришел за мной".

Ребенок заворочался в шали и заплакал. Пьетро, с высоты своего роста, увидел рыжеватые волосы младенца и услышал шепот Евы: "Я рожу тебе сына"

— Анна, — священник посмотрел на девочку. "Она меня не узнает, конечно, хоть и прозрела сейчас. Сделай это, — подогнал он себя. "Женщина не умрет, она просто покалечится. А Ева после этого всегда будет моей".

Он вынул руку из-за полы сутаны. Ханеле, пошатнувшись, увидев перед собой выжженные, дымящиеся глаза и сползающее вниз лицо женщины, закричала: "Нет!". Девочка кинулась вперед и вцепилась зубами в запястье священника, чувствуя соленый вкус крови. Пьетро, выпустил открытую пробирку из руки. Желтоватая жидкость выплеснулась ему на кисть, раздался звон разбившегося на камнях стекла. Священник, закричав, выругавшись сквозь зубы, упал на колени.

— Мама Лея, бежим! — Ханеле дернула женщину за подол платья.

Моше хныкал, Лея, будто не слыша девочку, посмотрела на лужицу жидкости, что шипела под каплями дождя, и тихо спросила: "Что это?".

— Смерть, — Ханеле все тянула ее в сторону дома Судакова, отведя глаза от дымящейся раны в руке священника. Плоть таяла, сползала вниз, Ханеле краем глаза увидела что-то красное, белое, а потом они побежали, и, только захлопнув за собой ворота дома Судакова, тяжело дыша, смотря, как мачеха, привалившись к каменной стене, дала ребенку грудь — девочка расплакалась.

Лея усадила падчерицу на кухне: "Моше спит, пеленки мы с тобой поменяли, так что жди меня".

— Мама Лея, не надо, — жалобно попросила девочка. "Это плохой человек, идолопоклонник, я его помню. Я у него жила, у него и у Евы. Вдруг он там еще".

— Ева, — подумала Лея, нахмурившись, но тут, же покачала головой: "Он же ранен был, ты сама видела. Мне надо позвать твоего отца. Он, наверняка дома сейчас, обедает. Посиди тут, мы скоро вернемся с ним. Все будет хорошо, — Лея поцеловала девочку в лоб: "Ты у нас самая смелая".

Ханеле услышала, как стукнула дверь, и, закрыла глаза: "Господи, не показывай мне ничего больше. У меня овечка есть, — она полезла в карман фартучка, — я с ней поиграю. С овечкой можно, мама Лея разрешила".

Ханеле поставила искусно вырезанную деревянную овечку на стол. Оглянувшись на брата, что спокойно спал в ящике от комода, она внезапно задрожала.

— Кнут, — увидела девочка. "Жжется, как огнем. И веревка. И стреляет кто-то. Господи, дай мне поиграть, я же маленькая еще".

Она подошла к окну, и, взглянув на пузырящиеся лужи, повертев в руках овечку — тяжело вздохнула.

Лея быстро вошла во двор, и, увидела полуоткрытую дверь в комнату. "Ушел уже, что ли, Авраам, — нахмурилась женщина. "Так дождь такой, у меня платье все промокло. Должно быть, отпустили их. Он, наверное, на молитве сейчас".

Женщина спустилась по лестнице и встала на пороге. "Нет, — подумала она, — этого нет. Я этого не вижу. Сейчас я закрою глаза и все исчезнет. Пожалуйста".